Жить по-русски. Пример Андрея Чернова

«Коллектив у нас хороший, мне нравится: я практически каждого сотрудника знаю, они – меня, много и комфортно общаемся. В основном езжу по Сургуту, работы хватает. Но бывают и командировки, как говорится, куда партия отправит – часто в Ханты-Мансийск, другие города Югры и Тюменской области», – начинает беседу Андрей Михайлович.

«По генплану города здание предназначалось молодежному центру, но в итоге решили – быть университету. Я тогда работал водителем на опасных грузах, перевозил баллоны с кислородом, пропаном, топливо – дело серьезное. Но работать с людьми еще более ответственно – водитель отвечает за безопасность пассажиров и других участников движения. Жизнь человека в твоих руках», – рассказывает Андрей Михайлович.

«Мы жили на тупиковой многонациональной, как Советский Союз, улице, дружили с соседями. Например, тетя Нурия отвела меня в первый класс в школу, родители были заняты на работе. А через дом жила семья дяди Давыда – немцы, наши родственники. Когда началась волна репатриации, уехали в Германию. Мой отец сказал, что не сможет бросить могилы родителей – они были из репрессированных, много бед хлебнули и не по своей воле оказались в Казахстане. Но были благодарны этой земле за щадящий климат, покой и обретённое семейное счастье. По отцовской линии у меня немецкие корни. Отец бабушки Иоганн Этингер был русским офицером, воевал в Маньчжурии. До революции многодетная семья жила в небольшом поместье в Омской губернии. В лихолетье немцы стали массово уезжать заграницу. Прадед тянул до последнего, как будто предчувствовал злоключения… Но после раскулачивания родственники все-таки настояли на переезде и купили Этингерам билеты на пароход до Америки. Сели в поезд, проехали буквально несколько станций и отца семейства арестовали и увели – он ехал в офицерской форме, к этому и придрались. Семья осиротела. Прабабушка Каролина несколько дней просидела на вокзале – не могла поверить, всё ждала возвращения мужа… А потом пошла, куда глаза глядят, и дети за ней. Их приютила простая деревенская баба: пожалела и поселила в бане, потому что у самой был полон дом ртов. В первую зиму от голода умерли двое. Берта – моя бабушка выжила и спустя много-много лет переложила на бумагу историю семьи. Память у неё была отличной, поэтому и я так хорошо знаю свою родословную. Я себя считаю русским, хотя в крови много намешано. Это не про национальность, скорее про самоопределение и любовь к стране, в которой и с которой мы живём. Хорошо там, где мы есть – так должно быть, и делать это нужно своими руками, прилагать усилия».

«Я решил, что в такой день родители обязательно должны быть рядом – поэтому крестились в Джамбуле. Когда спросил у отца, почему меня не крестили в детстве, он ответил, что дал мне сделать осознанный выбор. Его отец в свое время попал в лагеря, потому что не захотел отказаться от веры, у него нашли религиозную литературу, сочли неблагонадежным и состряпали статью. Поэтому, хотя мы и соблюдали христианские традиции, отмечали Пасху, но жили не воцерковившись. Это пришло в мою жизнь позже, уже здесь, в Сургуте», – рассказал прихожанин Свято-Троицкого кафедрального собора.